— Я просто заварила чай, любимый, — я встала и подошла к телефону. — Тот самый, который должен был помочь мне уснуть. Навсегда. Только на этот раз он поможет тебе.
Он попытался встать, но его ноги подкосились. Он рухнул на ковер, хватая ртом воздух.
— Ты…
— Я всё знаю, Марк. Про завещание. Про твои расчеты. Про твоего несуществующего доктора Аронова.
Я набрала номер. Не скорой помощи. Полиции.
— Алло? Я хочу заявить о покушении на убийство. Да, мой муж. Он пытался меня отравить. Приезжайте скорее. Думаю, он захочет во всём признаться.
Я положила трубку и посмотрела на мужчину, корчащегося на полу. Вся его красота и лоск испарились.
Передо мной был просто жалкий, испуганный преступник.
Когда приехала полиция, я спокойно отдала им пустой бумажный пакетик и указала на умирающие в горшках цветы.
Я была слаба физически, но духом я никогда не была сильнее. Я выжила. И я была свободна.
Суета, наполнившая дом, казалась чем-то из другой жизни. Люди в форме, медики, следователь с уставшими глазами.
Я наблюдала за всем этим со стороны, будто смотрела кино. Тошнота и слабость никуда не делись, но теперь они были просто физическим недомоганием, а не симптомом чужой воли.
Марка унесли на носилках. Он был жив — я рассчитала дозу ровно настолько, чтобы она подействовала, но не убила.
Я хотела, чтобы он ответил за всё по закону. Чтобы он сидел в тюрьме и каждый день вспоминал, как его идеальный план рухнул из-за женщины, которую он считал слабой и глупой куклой.
— Лина Аркадьевна? — следователь, пожилой мужчина с седыми висками, присел напротив меня. — Нам нужно будет взять у вас официальные показания. Но сначала скажите, вам нужна помощь? Врач?
Я покачала головой.
— Мне нужен свежий воздух.
Он кивнул своему помощнику, и тот открыл настежь окна. В комнату ворвался прохладный вечерний ветер, принося с собой запахи мокрой земли и свободы. Я вдохнула полной грудью, впервые за много месяцев не чувствуя удушья.
Я говорила долго. Спокойно и методично, раскладывая перед следователем всю историю.
Про его внезапную любовь сразу после смерти отца. Про нарастающую изоляцию. Про «заботу», от которой увядали цветы. Про поддельного доктора. Про находку в кабинете.
Я отдала ему всё: шкатулку, папку с документами, свою почти нетронутую чашку. Каждое слово было гвоздём в крышку его гроба. Юридического гроба.
Когда они уехали, дом опустел. Впервые за долгое время я осталась в нём совершенно одна. Я прошла по комнатам, распахивая шторы, впуская ночной свет. Я выбросила все его вещи, которые попадались под руку. Его одежду, его книги, его парфюм.
Я подошла к фикусу, в который выливала отравленный чай. Его листья пожелтели и пожухли. Я вынесла его на улицу и оставила у мусорных баков, как символ той жизни, что закончилась сегодня.
Я не чувствовала ни радости, ни горя. Только огромное, всепоглощающее облегчение. Будто с плеч сняли свинцовый плащ, который я носила так долго, что успела с ним свыкнуться.
Я заварила себе новый чай. Обычный, чёрный, без всяких добавок. Села у открытого окна и смотрела, как на востоке светлеет небо. Головокружение прошло. Вместе с ним ушел и страх.
Я знала, что впереди будет много сложностей: суды, адвокаты, разбирательства. Но это всё было неважно.
Главное, что я снова принадлежала себе. Я смотрела на рождение нового дня, и это был первый день моей новой жизни.