— Мам, — вернувшись из магазина, дочь поставила на стул авоську с продуктами, — в киоске “Союзпечати” такие заколочки… там такие оранжевые бусинки, как икринки, так блестят! Можно мне их купить? Они недорогие — восемьдесят копеек пара.
— Много ты понимаешь! Недорогие! — мать всплеснула руками, — тебе нужно думать, как тройку по математике исправлять, а не о каких-то там… заколочках!
Мать не баловала Варю, и та, если раньше и просила о чём-то, быстро поняла, что у матери на всё готов ответ: “не нужно”, “у меня такого в детстве не было” или просто “отстань со своими глупостями”.
Деньги матери давались нелегко. Восемь часов, исключая обеденный перерыв она стояла за ткацким станком. От постоянного шума в цеху у неё снизился слух, и она орала, а не говорила. Варя привыкла и не обижалась.
Но эти янтарные заколочки снились ей во сне. Каждый раз, проходя мимо киоска, она смотрела, не купили ли их.
Однажды её заметил мужчина с мальчиком. Мужчина покупал газету, а мальчику стало любопытно, что там высматривает за стеклом девочка с косичками.
— Что это ты там высматриваешь, девочка? — спросил мужчина, думая, что Варя глядит на журнал “Советский экран” с молодой Маргаритой Тереховой на обложке. Многие девочки интересовались тогда кино, и хотели стать актрисами.
Варя смутилась, и засунув руки в карманы, качнула головой:
— Ничего.
— Да на заколки она смотрит, — ответила за неё киоскёрша, каждый день останавливается!
— Какие заколки? — мужчине ничего не оставалось, как купить их, иначе вопрос не имел смысла. Он заплатил, а потом поручил сынишке догнать девочку и отдать ей заколки.
— Спасибо, но я не могу их взять, — опустила глаза Варя, — мама не велела мне брать у чужих.
— Ну куда мне их теперь, самому, что ли, надеть? — сказал подоспевший мужчина, — бери.
Девочка представила, как смешно будет выглядеть этот высокий, усатый мужчина с заколками, и улыбнувшись, взяла.
Дома она узнала много новых слов, из которых “пpoc т и т у т к а” было самым приличным. Благодаря особенности матери изъясняться криком, эпитеты, которыми она награждала свою дочь, слышал весь подъезд.
Оскорблениями дело не ограничилось, мать схватила прыгалки и стала лупить ими Варю, приговаривая:
— Вот тебе заколки, вот!
— Мамааа-а-аааа, — ревела Варя, вздрагивая от ударов, — не на-а-а-адо! Я верну… верну их назааааад!
— Веди меня к нему! — вконец выдохнувшись, потребовала женщина и отбросила прыгалки.
— К кому? Я его не знаю… — испуганно глядя на мать, сказала девочка, — он мне их у киоска купил, и всё… я не знаю его…
Мать посмотрела на избитую дочь, на открытых участках кожи которой вздулись багровые полосы от прыгалок, и зарыдав, обняла её:
— Прости меня… прости!
Урок девочка усвоила крепко. Ничего не брать даже у очень симпатичных людей. Что-то сломалось у неё внутри, ей даже не жалко было заколок, которые мать куда-то выбросила, очевидно затем, чтобы не оставлять никаких воспоминаний о своей экзекуции над дочерью.
Когда девочка выросла, заколки и любая бижутерия уже были не редкостью. Чего только не продавалось! Варвара неплохо зарабатывала, и могла себе позволить любые заколки. Только вот они ей были уже ни к чему — у неё были тонкие и мягкие волосы, которые обрекали её на короткую стрижку.
Мужчинам она нравилась, но отношения заканчивались, даже не начавшись: как только молодой человек приходил на свидание с букетом цветов, или, что ещё хуже, с подарком, она менялась в лице и сославшись на срочные дела, уходила.
— Я больная! — жаловалась она по телефону подруге, — только что он мне нравился, как вдруг… я слышу, как она обзывает меня.
— Варькин, ну ты что! — в голосе подруги слышалось сочувствие, — тебе к психологу надо, — так ты до старости одна останешься.
— Одна не останусь, — вытирала та слёзы, — у меня ты есть. И мама.
Мама лежала прикрыв глаза, и не сразу отозвалась на зов, когда Варвара вернулась домой. Она лежала такая маленькая, сухонькая… жалкая. Её глаза блестели в сумерках.
Её подкосила денежная реформа. Новое государство, новые реалии. Когда трудовые рубли, которые она всю жизнь бережно складывала на безбедную старость для себя и прекрасное будущее для единственной дочки, превратились в копейки, она словно обезумела.
Сначала пыталась вернуть средства, писала во все инстанции, президенту, но осознав всю тщетность своих усилий, слегла. “Они не деньги обесценили, они жизнь мою обесценили”, — только и сказала. И сложила руки на груди, как покойница.
Первое время Варваре приходилось с ней очень тяжело — мама отказывалась от еды. Но потом стало полегче, хотя полностью она так и не оправилась.
— Подойди, — попыталась она оторвать руку от одеяла. Это ей удалось, но ненадолго, — я, похоже, уми…
— Мама, прошу тебя! — опустилась перед кроватью на колени Варя, — сейчас всё лечится, и тебя вылечат.
— Милая моя, — губы матери дрогнули в улыбке, — добрая… Без меня, глупой, жадной старухи тебе будет легче. Я знаю… Прости меня за те заколки. Прости, дочка.
— Мама, прошу не надо! — заплакала Варвара, — я давно забыла.
— А я — нет. В серванте достань, там всё, что мне удалось спасти… хочу, чтобы ты достала…
Варвара открыла барный шкафчик в серванте, и достала небольшую шкатулку.
— Эта? — показала маме.
— Да… Открой.
В шкатулке лежала бирка из роддома, с надписью “Цветкова Татьяна Сергеевна, девочка, 3450”, несколько золотых безделушек и … те самые заколки. Они потемнели от времени.
Варвара взяла их в руки, и улыбнулась, пообещав себе, что оставит их, наряду с золотом. Мама сохранила их. С тех пор она никогда не бранила её, даже за дело. Всё пыталась объяснить по-хорошему.
— Я хотела отдать их тебе, но не смогла, — сказала женщина, — они бы напоминали мне, что я худшая мать в мире. Но я любила тебя, копила деньги, как тогда говорили, “на приданое”… теперь понимаю, что всё это… Прости меня. Не надо было тогда…
— Мама, я забыла! И ты забудь… я давно тебя простила, мамочка. Я люблю тебя.
— Хорошо… Я тоже тебя… люблю.
Женщина закрыла глаза и забылась сном. К утру она умерла.
Прошёл год. Варвара познакомилась с мужчиной, и тот повёл её знакомится с родителями.
— Вот, знакомьтесь, это Варенька, — представил он её матери и отцу, — а это моя мама, Галина Николаевна и отец, Александр Андреевич.
— Очень приятно, — сказал мужчина, и Варя внимательнее присмотрелась к нему, — нет, показалось. Они незнакомы.
— Ты очень понравилась моим родителям, — сказал ей на следующий день избранник.
Весной они поженились. Варвара переехала к мужу, и кроме любимых вещей, перевезла и мамину шкатулку.
— Что там? — спросил муж.
— Моё приданое! — улыбнулась она и открыла её. Сверху маминой ювелирки лежали заколки. Варвара почистила их, как смогла, но кое-где осталась чернота, и они смотрелись винтажными. И пластик из оранжевого стал бледно-жёлтым.
Муж взял заколки и странно посмотрел на неё.
— У тебя в детстве косички были?
— Это ты? Твой папа мне купил? — выдохнула она.
На мгновение перед ней, протягивая руку, оказался лопоухий пацан, которого отец послал отдать ей заколки.
***
Эту семейную историю Варя рассказала своей невестке как пример того, что в этой жизни случайностей не бывает: из-за травмы связанной с заколками, она не могла выйти замуж, пока не встретила сына того, кто ей их подарил.
