Света вставила ключ в замочную скважину и, прислушиваясь к тихим звукам за дверью, медленно повернула его. День был тяжелым, от постоянного напряжения ныла шея. Хотелось просто лечь и уткнуться лицом в подушку. Но что-то подсказывало — дома ее не ждет ничего хорошего.
Из кухни доносились голоса. Павел и мама. И судя по интонациям, разговор был не из приятных.
Света нехотя разулась, поставила пакеты с продуктами на тумбочку и прошла на кухню. На столе стояла тарелка с домашними котлетами, которые мама всегда делала особенно вкусно.
Прочь из дома! И мамашу свою прихвати! — закричал Павел, увидев Свету в дверном проеме.
— Но это мой дом, не ты ли в него переехал?! — ответила Света, чувствуя, как ее начинает трясти от бешенства
реди коридора с раскрытым ртом. Что-то подобное повторялось каждый день. Света больше не позволяла ему указывать, что делать, ставить условия, «воспитывать». Она спокойно уходила на работу, а ужин теперь готовила только себе. «Ты можешь приготовить себе сам, в холодильнике есть продукты», — говорила она Павлу, когда тот интересовался, почему на столе только одна тарелка.
Павлу такое положение вещей совсем не нравилось. Он начал нервничать.
— Ты как будто меня игнорируешь! — заявил он как-то вечером, когда Света смотрела фильм, а на его замечания о громкости реагировала только кивком.
— Нет, просто живу в своем доме, — спокойно ответила Света, не отрывая взгляда от экрана.
Это было последней каплей. Павел взорвался:
— В своем доме? А я кто тогда? Гость, что ли? Послушай, хватит этих намеков! Сколько можно напоминать, что квартира твоя? Я тут живу, значит, это и мой дом тоже!
Света выключила телевизор и повернулась к Павлу:
— Дом — это не просто территория, Паша. Дом — это отношение. А в твоем отношении ко мне и моей семье я не вижу ничего домашнего. Только попытки контролировать. Так что да, это мой дом. Где я решаю, как жить.
Павел терял почву под ногами. Он не понимал, что пошло не так. Жили ведь нормально, привыкли друг к другу. Ну, были небольшие разногласия, но у кого их нет? Что на Свету нашло?
В отчаянии Павел решил вернуть контроль. На следующий день он заявил:
— Мне надоели эти пледы повсюду. Убери их. И эти твои книги, которые меня бесят — освободи полку, я хочу поставить там свои вещи. И вообще, давай договоримся: никаких гостей без предупреждения. Я тут работаю, мне нужна тишина.
Света даже не ответила. Только включила музыку погромче и ушла в ванну. Ее молчаливое сопротивление сводило Павла с ума больше, чем любые споры.
В субботу Света как обычно готовила завтрак, когда в дверь позвонили. На пороге стояла Тамара Викторовна с пакетом продуктов.
— Доброе утро, дочка! Я как обещала, звоню перед приходом, — мама помахала телефоном. — Принесла вам творожок домашний и яблоки из сада Николая Петровича.
— Спасибо, мам, проходи, — Света обняла мать и проводила на кухню.
Павел, услышав голос Тамары Викторовны, выскочил из ванной с полотенцем на плечах.
— Опять? — прошипел он, увидев тещу. — Ты что, не слышала, о чем мы договаривались?
— Я слышала, — спокойно ответила Света. — И мама позвонила перед приходом, как мы и просили.
— Мне все равно! — Павел уже не сдерживался. — Прочь из дома! И мамашу свою прихвати!
— Но это мой дом, — сказала Света тихо. — Не ты ли в него переехал?
Эти слова прозвучали как приговор. Света вышла в коридор, достала из шкафа сумку Павла и положила ее на пол рядом с ним. Внутри были аккуратно сложены его вещи, документы, даже любимая чашка с надписью «Лучший программист».
— Найди дом, где ты хозяин, — произнесла Света, глядя прямо в глаза Павлу. — Этот — не твой.
— Что? Ты это серьезно? — Павел не верил своим глазам. — Из-за какого-то глупого разговора про твою мать ты меня выгоняешь?
— Не из-за разговора, Паша. Из-за отношения. Я не могу жить с человеком, который не уважает меня и мою семью.
— Это ты сейчас не уважаешь меня! — Павел ткнул пальцем в ее сторону. — Выставляешь как какого-то… квартиранта!
— Именно им ты и был все это время, — Света грустно улыбнулась. — Только не хотел этого признавать.
Тамара Викторовна стояла в дверях кухни, не решаясь вмешаться. Ее лицо выражало тревогу, но и какую-то странную гордость за дочь.
Павел несколько секунд смотрел на Свету, словно ожидая, что она передумает. Потом схватил сумку и направился к выходу.
— Ты об этом пожалеешь, — бросил он через плечо и с грохотом захлопнул дверь.
Света не двинулась с места. Ее руки слегка дрожали, но решимость не покидала. Этот разговор должен был произойти рано или поздно.
Через час после ухода Павла пришло сообщение: «Ты все испортила». Света не стала отвечать. Она наливала чай матери и впервые за долгое время чувствовала себя хозяйкой в собственном доме. Ни от кого не зависящей, никому не обязанной отчитываться.
— Ты в порядке, дочка? — Тамара Викторовна осторожно погладила Свету по руке.
— Да, мам. Сейчас — да, — Света улыбнулась. — Знаешь, я ведь правда любила его.
— Конечно, любила, — кивнула мать. — Иначе не пустила бы в свою жизнь.
На следующий день позвонила мать Павла, Нина Алексеевна. Голос женщины звенел от обиды:
— Света, как ты могла? Паша столько для тебя делал! А ты его выставила, как какого-то постороннего! Ты разрушила семью!
Света слушала, не перебивая. Когда поток упреков иссяк, она просто переслала Нине Алексеевне фотографию свидетельства о собственности на квартиру. Это был не спор. Это была расстановка точек над «i».
Через неделю Павел попробовал вернуться. Пришел с цветами, извинениями, обещаниями.
— Я все понял, Свет. Давай попробуем еще раз, — говорил он, стоя на пороге. — Я буду уважать твое пространство, твою маму, все, что захочешь.
Света смотрела на него сквозь дверную цепочку. Что-то внутри дрогнуло — может, надежда на то, что люди все-таки могут меняться. Но потом она вспомнила, как чувствовала себя последний год — постоянно виноватой, постоянно неправой. И покачала головой:
— Прости, Паша. Но нет.
С тех пор Света больше не пускала в свой дом тех, кто не умел уважать чужие границы. Это касалось не только мужчин, но и некоторых подруг, родственников, коллег. Она научилась ценить свое пространство, свою независимость.
Павел еще несколько раз пытался вернуться. Сначала с подарками и извинениями, потом с угрозами забрать «свою долю» имущества. Но дверь квартиры оставалась для него закрытой.
Тамара Викторовна по-прежнему приходила в гости, теперь уже без предварительных звонков. А Света поняла, что иногда самое лучшее решение — это остаться дома. Но в одиночку. И наслаждаться тишиной, которую никто не нарушит упреками и придирками.
Иногда, сидя на кухне и глядя в окно, Света задумывалась: стоило ли оно того? Может, нужно было просто потерпеть, приспособиться, как делают миллионы женщин по всему миру? Но потом она вспоминала ту тяжесть, то ощущение, будто не принадлежишь сама себе… И понимала: да, стоило. Потому что дом — это место, где ты можешь быть собой. Без оправданий и без страха.