— Мама, ты их родила, не я. Навещать — да, поддерживать — смогу, но жить с вами — нет! — произнесла дочь с твёрдостью в голосе. Её слова неожиданно подхватила свекровь:
— Не смей приближаться к моей невестке, ты, лиса прожжённая! — громко выкрикнула пожилая женщина, заслоняя собой хрупкую девушку. — Эти дети — твоя ноша. Даже звери заботятся о потомстве, а ты из своей дочери сделала служанку. Она и так достаточно претерпела, пора с этим заканчивать!
Позади женщины стояла Вероника — бледная, но не дрожащая. Слова свекрови, вставшей на её защиту перед собственной матерью, отпечатались в памяти девушки навсегда. Впервые в жизни кто-то увидел в ней не просто помощницу по дому, а личность, имеющую право на собственную судьбу.
С раннего детства Вероника знала лишь слово «долг». Будучи первенцем Клавдии, она появилась на свет после мимолётной связи с заезжим матросом, который оставил после себя только светлые локоны и синие глаза у новорождённой.
Крохе едва исполнилось три года, когда мать начала уходить по вечерам, ища веселья в местных забегаловках. Девочка коротала вечера с сухим хлебом и водой — готовить она не умела.
Соседи молчали — Клавдия ведь работала, выглядела опрятно, не запивалась. Мол, молодая женщина, развод, хочет устроить судьбу — что тут осуждать?
К шести годам в доме появилась Ирина — плод романа с уличным художником, испарившимся, едва услышав слово «беременность». Забота о грудничке легла на плечи старшей девочки: кормить из бутылки, менять пелёнки, убаюкивать.
Позже в семье возникла Мария. Об отце Клавдия вспоминала вскользь, разве что говорила, что дочь унаследовала его коренастое телосложение и несговорчивость.
К десяти годам Вероника выглядела измотанной. Наставники забили тревогу, вызвали соцслужбы, но проверка ничего не выявила: дети чистые, холодильник не пустой, побоев нет. Сёстры отрицали, что мама их притесняет.
Проверка напугала Веронику. Она стала ещё больше стараться — уборка, уход за младшими, меньше учёбы. Преподаватели, понимая всё без слов, ставили ей жалостливые тройки — авось после школы выучится на профессию и вырвется.
А Клавдия продолжала гнаться за женским счастьем — обновки, краски, свидания. Дочери приказывала:
— Прибери в квартире, погладь малышкам одежду и ужин сготовь!
Успехами дочери в школе не интересовалась, друзей её не знала, усталость не замечала. Забот становилось только больше — Ирина пошла в школу, и Вероника теперь делала с ней домашку, стараясь, чтобы младшая училась лучше неё.
Как-то Клавдия вломилась домой днём, вся на взводе, но радостная:
— Веронка, готовься — будет ещё одна сестричка! — выпалила она, усмехаясь. — Поздно делать аборт, говорят врачи. Придётся тебе ещё поукачивать. После девятого устрою тебя кладовщицей, справишься.
У девочки внутри всё похолодело. Новый младенец — это бессонные ночи, ещё больше упрёков от одноклассников, что уже звали её «мамкой на подработке».
— Когда родится? А кто отец? — еле выдавила она.
— В конце апреля, как раз к твоему выпускному. Отец? Мигрант какой-то, его уже депортировали.
Ясмина появилась вовремя — темноглазая, с раскосыми глазами, голос — режущий ухо. Мать вернулась к работе почти сразу:
— Душно мне дома! Да и эта кроха орёт не замолкая. Ты справишься, а в школе тебе поставят, что надо.
Клавдия и не догадывалась, что в голове у её старшей дочери зреет решимость. Решимость перестать быть вечной нянькой.