Ровно в десять утра, как всегда, сквозь стеклянные двери офисного здания тихо вошла Зоя Филипповна — женщина с мягким, но уставшим взглядом, одетая в старенький, но аккуратно выглаженный комбинезон. Обычно она была незаметной тенью, скользящей по коридору, но сегодня день был другим. Солнечные лучи пробивались сквозь пыльные окна, освещая пустой офис, где не слышно было ни привычного шума голосов, ни шелеста бумаг, ни звонка телефонов. Место, которое когда-то гудело жизнью, будто вымерло. Лишь одна живая фигура разрушала эту тишину — молодая девушка, сидевшая на холодной керамической плитке у стены, закрыв лицо руками и тихо, беззвучно рыдавшая.
Это была Алина — дочь босса, Владимира Степановича. Она редко появлялась здесь, особенно в таком состоянии. Ее глаза покраснели, волосы растрёпаны, плечи дрожали от сдержанных слёз. Что-то сломалось. Что-то пошло ужасно не так. Зоя ощутила тревогу, сердце сжалось. Хотелось подойти, спросить, что случилось, но она лишь тяжело вздохнула, бросила взгляд по коридору и ушла дальше, боясь нарушить эту мрачную тишину.
Офис был пуст. Нет ни коллег, ни звуков принтера, нет аромата свежесваренного кофе. Лишь в кабинете директора горел тусклый свет. За массивным столом сгорбился Владимир Степанович. Его лицо было бледным и измождённым, словно он не спал неделю. В руках он сжал смятые документы, запятнанные чернилами, как письмо о смерти.
— Зоя Филипповна… — тихо произнёс он, словно из глубины тёмного тоннеля, — я вынужден сообщить… Вам придётся искать новую работу.
Она замерла, сердце застучало в висках. Вчера всё было в порядке. Офис гудел, словно улья. А сегодня — тишина, слёзы и увольнение.
— Но… почему? — прошептала она, словно земля ушла из-под ног.
— Компания закрывается, — ответил он, не поднимая глаз. — Я заплачу за месяц. Хотел дать премию… за несколько месяцев. Но теперь… это невозможно.
Зоя смотрела на него, пытаясь понять, что случилось за одну ночь? Как процветающая, стабильная фирма рухнула, словно карточный домик?
Владимир начал рассказывать, голос дрожал, как лист на ветру. Всё началось с неё — с его бывшей жены. Когда-то мать его дочери, теперь призрак прошлого, полный яда и мести, вернулась не просто так. Она пришла разрушить всё. С помощью коррумпированных чиновников, поддельных документов и фальшивых налоговых проверок она устроила охоту на него. Его фирму обвинили в уклонении от налогов. Штрафы были настолько огромны, что Владимир вынужден был продавать всё: офис, оборудование, личный автомобиль. Дом тоже ушёл в счёт долгов. Теперь у него и пятнадцатилетней дочери не было ни крыши над головой, ни будущего, ни надежды.
Зоя слушала и чувствовала боль — за них, да и за себя тоже. Она знала, что значит быть выброшенной на улицу, никому не нужной. Выросшая в семье, где любовь заменяли бутылки, а ласка — угрозы, детство её прошло в дыму, криках и разбитой посуде. С пяти лет она убегала в подъезд, прячась от ссор и насилия.
И однажды, в одну из таких бессонных ночей, случилось непоправимое. В пьяном застолье квартира загорелась. Огонь поглотил всё. Родители погибли. Зою нашли соседи и отправили в детский дом. Там не лучше: холод, голод и равнодушие. Но это была меньшее зло, чем нокауты и крики пьяных родителей.
Когда ей исполнилось восемнадцать, государство выделило крошечную квартиру на окраине. Без образования, без поддержки, без шансов она устроилась уборщицей. Так Зоя и оказалась в офисе Владимира Степановича — скромная, тихая, но честная, как первый рассвет.
Теперь, глядя на его измученное лицо, дрожащие руки и плачущую девушку в коридоре, она больше не могла пройти мимо.
— А давайте… поживёте у меня? — вырвалось у неё. — Конечно, это не дворец. Кухня — и гостиная, и спальня. Раскладушка на кухне. Санузел общий… Но крыша над головой будет. Пока разберётесь. Пока найдёте выход.
Владимир смотрел на неё словно на ангела с небес. Он не ожидал такой доброты. Такой искренности. Он кивнул, сдерживая слёзы…