SMS от банка пришла в 7:15 утра. «Операция списания на сумму…». Я смахнула уведомление, не открывая.
Дима часто переводил деньги за стройматериалы для дачи. Это было привычно.
Вторая пришла через минуту. Третья — пока я наливала воду в чайник. Телефон завибрировал без остановки, настойчиво, словно бил в набат. Раздражение сменилось тревогой.
Я открыла приложение банка, и привычный мир рухнул. Общий счет, с которого мы платили за квартиру, машину, жизнь — пуст.
Ноль. Совсем. Сберегательный — тот, что «на старость», «детям на свадьбу» — тоже обнулен. До последней копейки. Деньги, которые мы копили четверть века.
Я прошла в спальню на ватных ногах. Кровать была заправлена с армейской аккуратностью, как Дима любил.
Его половина шкафа зияла пустотой. Внутри висели только мои платья, одиноко и растерянно. Ни его костюмов, ни дурацких футболок с принтами. Он забрал все.
На подушке лежал белый конверт. Не заклеенный.
«Аня, прости. Я устал. Хочу пожить для себя, пока еще не слишком поздно. Я встретил другую, и это серьезно. Не ищи меня, не звони. На первое время тебе хватит. Ты же у меня умница, что-нибудь придумаешь».
«На первое время». Я посмотрела на свой зарплатный счет. Там было около ста тысяч.
Этого, по его мнению, должно было хватить. После двадцати пяти лет брака.
Я не заплакала. Слезы застряли где-то в горле ледяным комом. Я медленно обошла квартиру, как криминалист осматривает место преступления. Вот его кресло.
Вот полка с его книжками про успешный успех. Вот фотография на стене — мы с повзрослевшими детьми, улыбаемся. Фальшивка. Все это было фальшивкой.
Он все рассчитал. Ушел в четверг, зная, что в пятницу я всегда уезжаю на дачу. У него было три дня форы. Три дня, чтобы упаковать свою жизнь и вычистить нашу.
Я села за стол, взяла свой старый ноутбук. Открыла совсем другую вкладку, ту, пароль от которой знала только я.
Двадцать лет назад, после рождения Кирилла, я получила небольшое наследство от бабушки. Дима тогда отмахнулся: «Потрать на себя, на платья». Я и потратила. Только не на платья.
Я открыла брокерский счет. Это стало моей тайной. Моей второй жизнью. Все эти годы я вела двойную бухгалтерию. Небольшие суммы с репетиторства, о котором муж думал, что это «для души», сэкономленные на продуктах деньги — все уходило туда.
Корреспонденция от брокера приходила на абонентский ящик, а для онлайн-доступа был отдельный, никому не известный email.
Раз в год я подавала отдельную налоговую декларацию, как самозанятая. Дима лишь посмеивался.
— Аня, ну какая из тебя бизнесвумен, — говорил он. — Твое дело — дом, уют. А деньги заработаю я.
И он зарабатывал. Неплохо, но всегда впритык. А я молчала. Молча покупала акции, читала аналитику по ночам, реинвестировала дивиденды.
На экране загрузился мой портфель. Цифры светились спокойным, уверенным зеленым цветом. Я смотрела на семизначное число в долларах и на жалкую записку мужа.
Он думал, что, забрав все, он уничтожил меня. Но он не учел одного. Он просто не знал, что все эти годы я строила свой собственный ковчег. И теперь, когда его потоп обрушился на меня, я поняла, что стою на палубе огромного лайнера.
Я усмехнулась. Впервые за это утро.
Первым делом я позвонила детям. Кирилл и Оля появились на экране видеочата — улыбающиеся, ничего не подозревающие.
— Мам, привет! А где отец? Опять на рыбалку свою сбежал? — весело спросил сын.
Я сделала вдох. И ровным, спокойным голосом рассказала все. Про пустые счета. Про пустой шкаф. Про записку.
Улыбка сползла с лица Кирилла. Оля прикрыла рот рукой.
— Как… все забрал? — переспросил сын, и в его голосе зазвучала сталь. — Мам, у тебя деньги есть? Я сейчас приеду.
— Я в порядке, родной. Деньги есть, не волнуйтесь. Просто… я хотела, чтобы вы знали. От меня.
— Он… он хоть что-то сказал? Позвонил? — голос Оли дрожал. — Может, это ошибка?
Я покачала головой. Ошибки не было. Был точный, холодный расчет.
После разговора я заказала смену замков. Потом позвонила в банк и заблокировала все доступы для третьих лиц. Телефон от Димы зазвонил к вечеру. Я дала ему прозвенеть почти до конца, а потом ответила.
— Да.
— Привет, — голос был бодрым, даже веселым. — Ну как ты там? Не паникуешь?
Я молчала.
— Ань, ты чего? Я же по-хорошему. Слушай, к делу. Машина на тебя записана. Мне нужно, чтобы ты завтра подъехала и подписала дарственную. Я адрес скину.
— Я не приеду.
В трубке повисла пауза.
— В смысле? Ань, не начинай. Машина мне нужна.
— Это общая машина, Дима. Купленная в браке.
Он рассмеялся. Зло.
— Ты про брак вспомнила? Не усложняй. Просто подпиши бумаги.
— Я не буду ничего подписывать, пока не поговорю с юристом.
Это был удар под дых. Я — тихая, домашняя Аня, и слово «юрист».
— С каким еще юристом? Ты с ума сошла? Аня, я забрал то, что заработал! Я оставил тебе квартиру! Будь благодарна и не делай глупостей.
— Квартира, в которую вложены деньги моих родителей.
— Хватит! — рявкнул он. — Завтра в десять я жду. Не приедешь — пеняй на себя. Ты меня знаешь.
И он повесил трубку. Он был уверен, что я испугаюсь. Сломаюсь. Но та Аня умерла сегодня утром. Я открыла ноутбук и написала: «Лучший адвокат по бракоразводным процессам».
Адвокат, Марина Сергеевна, была женщиной с цепким взглядом и стальной стрижкой. Она выслушала меня, просмотрела выписки.
— Ситуация паршивая, Анна, — сказала она. — Доказать целенаправленный вывод средств сложно. Суд может тянуться годами. Мы подадим на арест его имущества, но если он успел все перевести на свою новую пассию…
— Что вы предлагаете?
— Для начала — подаем на развод и раздел. Машина, дача. По деньгам будем биться. Главное сейчас — не делать резких движений. Он будет вас провоцировать. Ждите.
Вечером мне позвонил сын.